http://www.hechoamano.ru/osobennosti-tsarskoj-ohoty/Охотиться на диких зверей наши далёкие предки начали, очевидно, когда поняли, почему звери охотятся на них самих. Чтобы не умереть от голода и холода, пещерный человек вышел на охоту: взял рогатину и пошёл с нею на медведя или вепря, чтобы в жестокой борьбе добыть себе мясо и шкуру.
Сообразительный обитатель пещеры вскоре догадался: охота — это не только источник тепла и пищи. Из костей и клыков получались прочные ножи и мотыги, а также наконечники копий, с которыми было не страшно противостоять врагу. Богиня Диана благословила этот ратный труд первых охотников. Музы в свою очередь надоумили людей делать из шкур и костей убитых животных музыкальные инструменты и украшения — барабаны, дудки и ожерелья.
Охотничий промысел позволял великосветским модницам щеголять в соболиных шкурах, а кичливым баронам — подавать гостям на обед суп с фазаньими потрошками и филе косули. Профессия охотника появилась только в средние века, но ещё задолго до этого отношение к охоте стало меняться, подчиняясь требованиям имущественных критериев, социальных условий, господствующей морали и этикета. Для одних охота оставалась промыслом, для других становилась преимущественно забавой. И если промысел был нелёгким (охотник на хищного зверя в любую минуту мог превратиться в жертву), то забава приобрела характер привилегированного хобби. В охотничьем словаре появились соответствующие выражения: «высокая охота» и «низкая охота». Иными словами, кесарю — кесарево, а мужику — что достанется.
В 2002 г. издательство «Художник и книга» выпустило замечательный сборник «Придворная охота» (автор-составитель И.Н. Палтусова), вобравший наиболее интересные и значительные памятники придворной охоты: живопись, графику, оружейные аксессуары, фотографии, документы из собраний российских и немецких музеев. В этой книге прослежена история придворной охоты на протяжении многих веков.
Русские цари считали охоту делом богоугодным. Великий князь киевский Владимир Мономах наказывал сыновьям заниматься охотой, поскольку она Богом дана «на угодье человекам, на снедь и веселие». Увлекались этим занятием многие русские цари, князья и царедворцы. Популярность охоты объяснялась просто: её азарт позволял «ощутить» адреналин. Но бывали и исключения.
Пётр I, к примеру, охоту не жаловал и говаривал: «Это не моя забава. У меня есть с кем сражаться: вне отечества с дерзким неприятелем, а внутри укрощать моих грубых и неугомонных подданных». Тем более привлекательной охота была для лиц монаршего звания с более слабым характером и здоровьем. Страстным охотником считался внук Великого Петра, цесаревич Пётр II, любивший охотиться в окрестностях Петергофа со своей «тётушкой» — будущей императрицей Елизаветой Петровной. Входя в азарт, молодой охотник не знал удержу. Осенью 1729 г. он всего лишь за один месяц настрелял под Тулой невероятное количество дичи: 4 тысячи зайцев, 50 лисиц, 5 рысей и много другого зверья.
Формы и организационные принципы царской охоты менялись по мере развития охотничьих традиций в Европе. Соколиная охота уступала место псовой. В царствование Анны Иоанновны в России появились новые охотничьи должности: егермейстер, обер-егермейстер, обер-егерь, яхт-юнкер, парфорс-егерь, пикер… Императрица доказала, что в азартности, ловкости и умении обращаться с лошадьми и оружием не уступает мужчинам. Газета «Санкт-Петербургские ведомости» сообщала в 1740 г. своим читателям: «С 10 июля по 26 августа Её Величество для особливого своего удовольствия как парфорс-яхтою, так и собственноручно застрелить изволила 9 оленей, 16 диких коз, 4 кабана, 1 волка, 374 зайца, 68 диких уток и 16 больших морских птиц». Примерно в то же время стало модным охотиться из шалашей на тетеревов.
Но поскольку охота была игрой («без охоты и человек болван — не знающий забавы», — говорили на Руси), ей нужны были не только соответствующие аксессуары, но и подходящие декорации. Тем более, что основное действие разворачивалось на подступах к главной сцене. Императрица Екатерина II, находясь в гостях, в подмосковном имении князя Льва Александровича Нырышкина, принимала участие в шумном мероприятии, которое сегодня назвали бы великосветской тусовкой.
Во время обеда императрица любовалась на псовую охоту. Придворные егеря в это время играли в саду на охотничьих рожках, под эту музыку девушки-крестьянки водили хороводы с песнями, услаждавшими слух царицы, дворовые мужики плавали на лодках и размахивали флагами. И при каждом тосте в честь высокой гостьи канониры князя палили из пушек. Под пушечные залпы и звон колоколов императрица отбыла в Москву. Это называлось «побывать на охоте».
Такой бутафорный аккомпанемент царской охоте подчас становился важнее самой охоты. Под Питером для Екатерины II по случаю её охоты был организован еще более крупномасштабный спектакль. Когда императрица подъезжала на коне к лесным угодьям, за ближайшим холмом раздалась музыка, а затем, словно в театре, вдруг раздвинулись живые декорации из кустов и деревьев, и взору царицы открылся вид на дивный храм богини Дианы, увитый гирляндами цветов.
Это не значит, что женщины, принимавшие участие в царской охоте, всегда ограничивались ролью наблюдательниц. Они поддавались азарту в той же мере, что и мужчины. Cовсем в другую эпоху дочь Императора Николая II, Великая княжна Татьяна Николаевна, так описывала свои восторги тётке, великой княгине Ксении: «В Беловежске было ужасно весело. Я стояла два раза у Папа на номере, раз у князя Голицына, раз у князя Белосельского и раз у Дрентельта. Ужасно было хорошо».
Успех охоты в значительной мере объяснялся предварительной тщательной проработкой мероприятия. Известно, что в советские времена в заказник, куда приезжал поохотиться генсек Леонид Брежнев, заранее свозили разную «послушную» дичь. Ручного лося подводили к нему чуть ли не на метр. При царях та же операция выглядела намного тактичнее и реалистичнее.
В царствование Алексея Михайловича зимнюю и летнюю охоту государя обслуживали около 100 конных и пеших охотников и псарей. Для псовой охоты держали при дворе более 100 собак. Чтобы охота была «успешной», царская челядь заранее добывала зверьё с помощью капканов и силков. Кречетники и их помощники ездили в Сибирь и на Крайний Север добывать ловчих птиц для соколиной охоты и доставляли их в Москву. А пойманную живность свозили в специальные лесные зверинцы, так называемые дворы. Такие дворы располагались в охотничьих угодьях по всем направлениям на разном удалении от столицы: в Чертаново, Коломенском, Измайлово, Черкизово, Сокольниках, Ваганьково…
Накануне охоты зверьё отпускали на волю, и охота начиналась. При соколиной охоте ритуал был таким: по сигналу царя громкие звуки охотничьих рожков и маленьких литавр — тулумбасов — вспугивали уток и другую дичь, соколы взмывали в небо и камнем падали, поражая добычу. Бывало, что иной пернатый охотник «забывал отдать» трофей и улетал с ним в укромное место, чтобы полакомиться в одиночестве. Тогда за ослушником высылали егеря. Найти беглеца было нетрудно: к хвосту ему заранее подвешивали колокольчики, по звукам которых его и находили. Успех отмечался на «весёлой поляне» в нескольких милях от города: гостям подносили братины с водкой и мёдом, пряники, астраханский виноград и вишнёвое варенье. Скромное угощенье по сравнению с разносолами советских вождей-охотников.
Расходы на выпивку и закуску до и после охоты, впрочем, и у царей были немалыми. Полюбив охоту с ранней юности, он ещё в возрасте 13-14 лет предпочитал её учёбе. Больше всего его привлекала ружейная охота осенью на оленей, лис и зайцев, а весной — на вальдшнепов и глухарей. С течением времени охота стала частью дипломатического церемониала. В октябре 1860 г. российский император Александр II и принц Прусский Карл охотились вместе в Беловежье. «Дипломатическая» охота обошлась российской казне в 18 тысяч рублей серебром — деньги по тем временам немалые. Александр II и Карл Прусский обменялись подарочными кубками и сердечно простились на дороге, освещавшейся кострами и горящими смоляными бочками. Оба были довольны результатом: за два дня было убито в общей сложности около сотни животных, включая 6 зубров.
В средние века способом поддержания дипломатических отношений служили «охотничьи» подарки. Иван Грозный подарил английской королевской чете четырёх живых соболей с серебряным барабаном для призыва ловчих птиц. Придворные царя Алексея Михайловича отправляли по его приказу соколов и кречетов восточным ханам и европейским королям.
Начиная с Алексея Михайловича, русские цари стали придавать всё большее политическое значение охоте с участием зарубежных гостей. Во время охоты устанавливались новые связи, обсуждались вопросы внешней политики, намечались грядущие династические браки. Иностранные купцы приходили в изумление при виде парадных выездов русских царей на охоту, не догадываясь, что некоторые из них преследовали не только развлекательную, но и политическую цель. Встречи глав государств на охоте становились важным элементом дипломатии.
Заядлым охотником и рыболовом был Александр III. Именно с ним связан известный исторический анекдот. Однажды, когда он сидел на берегу с удочкой, прибыл фельдъегерь и доложил: «Срочная депеша от императора Германии, ваше величество!» — «Европа может подождать, пока российский император удит рыбу», — заметил государь, вкладывая в эту реплику тогдашнее самоощущение России. Анекдот? Возможно, возможно… Но достоверно известно, что Александр III был достаточно резким и уверенным в себе государственным деятелем. Напомню, что в его царствование Россия не вела ни одной войны, что чрезвычайно важно. Тогдашняя уверенная позиция России в мировой политике и её отношение к другим европейским державам отражены в упомянутом анекдоте вполне реалистично.
В Государственном архиве Российской Федерации хранятся поразительные документы, отражающие особенности царской охоты. Они раскрывают характер и вкусы охотников из Царственного Дома Романовых. Особенное значение имеют многочисленные фотографии, запечатлевшие российских императоров и их окружение во время охоты.
Не отставали от своих царственных предшественников и советские лидеры. Генсек Брежнев ввёл в свой охотничий ритуал процедуру «проверки на политпригодность». Очередного выдвиженца, рекомендованного «товарищами по партии» на работу в его аппарате он испытывал самым надежным способом: приглашал с собой на охоту. Если новый товарищ выдерживал испытание, включавшее не столько ночное бдение с ружьём в шалаше, сколько затяжные посиделки с крепкими напитками на «весёлой поляне», «дорогой Леонид Ильич» брал его в свою команду.
Один из таких случаев рассказал мне бывший руководитель Отдела пропаганды и агитации ЦК КПСС А.Н. Яковлев, ставший в начале 90-х годов одним из главных идеологов перестройки. В 80-е годы, когда отдел в очередной раз решили «преобразовать и переименовать», опять сделав его «идеологическим», на должность руководителя Брежневу порекомендовали того же Яковлева. Генсек вызвал его к себе и пригасил на охоту. Но Александр Николаевич после войны дал себе зарок 25 лет не брать в руки оружие, о чём и поведал Леониду Ильичу, добавив: «Вы сами фронтовик, и, надеюсь, меня поймёте». — «Понимаю», — сказал Брежнев. На охоту Яковлев не поехал, но важное для его тогдашней политической карьеры продвижение по службе не состоялось. Несмотря на это, Яковлев считал Брежнева крепким, внимательным и чутким руководителем, особенно чутким в подборе кадров.
Другой любопытный случай рассказал мне мой коллега-историк, член-корреспондент Российской академии наук Иосиф Ромуальдович Григулевич. В 30-40-е годы он участвовал в подготовке покушения на Троцкого, а впоследствии дружил с Че Геварой и был близко знаком с Фиделем Кастро, которого сопровождал на охоту в Завидово, куда тот приезжал по приглашению Н.С Хрущёва. Когда во время Кубинского кризиса советские ракеты были вывезены с Кубы, Кастро был этим сильно разочарован, но, по словам Григулевича, продолжал тепло относиться к Советскому Союзу. Хотя и добавлял при этом: «Дружеские объятия хороши, но это объятия медведя, и я боюсь, что Хрущёв когда-нибудь задушит меня в этих объятиях».
Тема «охота и политика» имеет разного рода аспекты — это место неформальной встречи и обсуждения, это способ заявить об особой позиции Российской Империи по отношению к другим странам. Но есть и другая сторона. В Государственном архиве Российской Федерации хранится около ста тысяч следственных дел репрессированных в годы большого террора. Судьбу одного совершенно простого человека, но страстного охотника и рыболова предрешило то, что он организовывал рыбалку для высших советских деятелей, в частности для Троцкого и Радека. Он был абсолютно нормальным человеком, не врагом народа, не шпионом, но в 30-е годы достаточно было свозить кого-то на рыбалку, чтобы оказаться в ГУЛАГе. Следователи пытались выбить из охотника компромат на упомянутых «врагов народа», но тот не отрёкся и даже не снял со стены фотографию с Троцким, хотя точно осознавал, что за это ему грозит ссылка. Так и случилось, его отправили в лагерь, где позднее расстреляли.
Унаследовав традиции национальной охоты, советские лидеры наследовали, разумеется, и заповедники, в которых когда-то промышляли царские егеря. Заказники охранялись как личная собственность вождей и были доступны лишь местному партийному руководству, да и то в тот период, когда первые лица охотились где-нибудь за границей. Зато коммунистическая элита — гости из братских стран социализма — могла приезжать поохотиться на советских уток в любое время. Приглашение зарубежного политического деятеля на охоту в Советский Союз всегда расценивалось как мера поощрения либо как попытка получения важной информации при неформальном общении.
Денег и времени на это никогда не жалели.
Сергей Мироненко
Автор
Тема: философия охоты.. (Прочитано 5271 раз)